Неточные совпадения
«Уже решила», — подумал Самгин. Ему не нравилось лицо дома, не нравились слишком светлые комнаты, возмущала Марина. И уже совсем плохо почувствовал он себя, когда прибежал, наклоня голову, точно бык, большой человек в
теплом пиджаке, подпоясанном широким ремнем, в валенках, облепленный с головы до ног перьями и сенной трухой. Он схватил руки Марины, сунул в ее
ладони лохматую голову и, целуя
ладони ее, замычал.
Через несколько секунд раздался выстрел, после которого в погребе послышался отчаянный визг боли и испуга. Цепь громыхнула, дернулась, и в это же время послышался крик Арапова, опять визг; еще пять — один за другим в мгновение ока последовавших выстрелов, и Арапов, бледный и растрепанный, с левою
ладонью у сердца и с
теплым пистолетом в правой руке выбежал из чулана.
Такова власть гения! Единственная власть, которая берет в свои прекрасные руки не подлый разум, а
теплую душу человека! Самолюбивая Женька прятала свое лицо в платье Ровинской, Манька Беленькая скромно сидела на стуле, закрыв лицо платком, Тамара, опершись локтем о колено и склонив голову на
ладонь, сосредоточенно глядела вниз, а швейцар Симеон, подглядывавший на всякий случай у дверей, таращил глаза от изумления.
В другой раз, вдруг очнувшись ночью, при свете нагоревшей свечи, стоявшей передо мной на придвинутом к дивану столике, я увидел, что Елена прилегла лицом на мою подушку и пугливо спала, полураскрыв свои бледные губки и приложив
ладонь к своей
теплой щечке.
— Послушайте, давно ли вы здесь? — спросил Ромашов женщину в красной кофте и воровато, как будто незаметно для себя, положил
ладонь на ее крепкую
теплую ногу.
Он стал целовать ее платье, отыскал ее руку и приник лицом к узкой,
теплой, душистой
ладони, и в то же время он говорил, задыхаясь, обрывающимся голосом...
Я тоже любил подносить Гнедку хлеба. Как-то приятно было смотреть в его красивую морду и чувствовать на
ладони его мягкие,
теплые губы, проворно подбиравшие подачку.
Солдата стошнило, душный запах
теплой водки и зеленого луку наполнил кухню, к стеклам окна то и дело прилипают какие-то мутные, широкие рожи с раздавленными носами,
ладони, приложенные к щекам, делают эти рожи безобразно ушастыми.
Саша нагнулся, призакрыл глаза и понюхал. Людмила засмеялась, легонько хлопнула его
ладонью по губам и удержала руку на его рте. Саша зарделся и поцеловал ее
теплую, благоухающую
ладонь нежным прикосновением дрогнувших губ. Людмила вздохнула, разнеженное выражение пробежало по ее миловидному лицу и опять заменилось привычным выражением счастливой веселости. Она сказала...
Вот извольте посмотреть, — прибавил он, оттыкая одну из ближайших колодок и заглядывая в отверстие, покрытое шумящей и ползающей пчелой по кривым вощинам: — вот эта молодая; она видать, в голове у ней матка сидит, а вощину она и прямо и в бок ведет, как ей по колодке лучше, — говорил старик, видимо увлекаясь своим любимым предметом и не замечая положения барина: — вот нынче она с калошкой идет, нынче день
теплый, всё видать, прибавил он, затыкая опять улей и прижимая тряпкой ползающую пчелу, и потом огребая грубой
ладонью несколько пчел с морщинистого затылка.
Долинский остановился, бережно взял со стола барахтавшегося на спинке жука и поднес его на
ладони к открытой форточке. Жук дрыгнул своими пружинистыми ножками, широко расставил в стороны крылья, загудел и понесся. С надворья в лицо Долинскому пахнула ароматная струя чрезмерно
теплого воздуха; ласково шевельнула она его сухими волосами, как будто что-то шепнула на ухо и бесследно разлилась по комнате.
В полях земля кругла, понятна, любезна сердцу. Лежишь, бывало, на ней, как на
ладони, мал и прост, словно ребёнок,
тёплым сумраком одетый, звёздным небом покрыт, и плывёшь, вместе с ней, мимо звёзд.
Вечером, в середине июля, на берегу полесской речонки Зульни лежали в густом лозняке два человека: нищий из села Казимирки Онисим Козел и его внук, Василь, мальчишка лет тринадцати. Старик дремал, прикрыв лицо от мух рваной бараньей шапкой, а Василь, подперев подбородок
ладонями и сощурив глаза, рассеянно смотрел на реку, на
теплое, безоблачное небо, на дальний сосновый лес, резко черневший среди пожара зари.
Иоанн нашел между камней красивую, голубенькую ящерицу и в нежных
ладонях, тихо смеясь, принес ее Иисусу, и ящерица смотрела своими выпуклыми, загадочными глазами в его глаза, а потом быстро скользнула холодным тельцем по его
теплой руке и быстро унесла куда-то свой нежный, вздрагивающий хвостик.
И она живо, с поразительной ясностью, в первый раз за все эти тринадцать лет, представила себе мать, отца, брата, квартиру в Москве, аквариум с рыбками и все до последней мелочи, услышала вдруг игру на рояле, голос отца, почувствовала себя, как тогда, молодой, красивой, нарядной, в светлой,
теплой комнате, в кругу родных; чувство радости и счастья вдруг охватило ее, от восторга она сжала себе виски
ладонями и окликнула нежно, с мольбой...
Извозчик остановился. В заросшей плющом каменной ограде была решетчатая калитка. Они поднялись по каменным ступенькам и пошли вверх по кипарисовой аллее. Было темно и очень тихо. В воздухе стоял
теплый, пряный аромат глициний. Ордынцев поднес к губам руку Веры Дмитриевны и тихонько целовал ее
ладонь в разрез перчатки.
Из оцинкованного корыта шел
теплый пар. Алевтина Петровна раскладывала на столике мыло, кокосовую мочалу, коробочку с присыпкой. Распеленали ребенка. Стали мерить градусником воду. Голый мальчишка лежал поперек кровати, дергал ногами и заливался старчески-шамкающим плачем. Мать, с засученными рукавами, подняла его, голенького, положила над корытом так, что все тельце лежало на ее белой мягкой
ладони, и погрузила в воду.